Так перо рыщет из стороны в сторону, то и дело меняя курс, как пристало всем нам.
— Я все думаю о том, — сказал Шэм, — что они могли такое делать.
— Ты с кротобоя? — спросил вдруг Деро. Шэм моргнул.
— Ага.
— На кротов охотишься?
— Ну, нет, вообще-то. Я помогаю доктору. А иногда драю палубу и сматываю веревки. Но на кротобое, да.
— Похоже, ты им не слишком доволен, — заметил Деро.
— Чем — им? Кротобоем? Или доктором?
— А чем бы ты хотел заниматься на самом деле? — спросила Кальдера. Она бросила на него быстрый взгляд, от которого у него даже дух занялся.
— Да нет, все у меня в порядке, — сказал Шэм. — И вообще, я же не за этим сюда пришел, не о себе рассказывать.
— Тоже верно, — согласилась Кальдера. Деро покачал головой, покивал, потом снова покачал, снова покивал. И все это серьезно, как маленький генерал. — И все же. Ну, что бы ты хотел делать?
— Ну, — Шэм замялся. — Наверное… — Ему было неловко говорить это, но он все же сказал: — Хорошо бы делать то же, что ваши родители. Быть сальважиром.
Деро и Кальдера уставились на него.
— Так ты думаешь, мы — салъважиры? — спросил Деро.
— Думаю, да, ну да, — сказал Шэм. — В смысле… — Он пожал плечами и повел рукой, указывая на их жилье, переполненное фрагментами найденных и восстановленных устройств и технологий. — Да. И потом, куда они шли? — Он встряхнул камерой. — За утилем. Только очень далеко отсюда. Разве нет?
— А твоя семья, что они делают? — спросил Деро.
— Ну, — сказал Шэм. — Мои кузены, они так, всего понемногу. Но ничего особенного. А мои па и ма, в смысле, па, тот ездил на поездах. Но не на сальважире. Не как ваши.
Кальдера подняла бровь.
— Наши-то, конечно, были сальважирами, — сказала она. — Наверное. Мама была. Папа был. Давно. Но разве это то, ради чего стоит вставать по утрам?
— Мы не сальважиры, — сказал Деро. Шэм не сводил глаз с Кальдеры.
— Я говорю, мы были ими когда-то. Я не говорю, что мы сальважиры теперь. Теперь у нас сопредельная профессия.
— Вообще-то я про поиски, — сказал Шэм, который тараторил чем дальше, тем быстрее. — Искать — вот что, должно быть, интересно, правда? Находить то, чего никто никогда не видел, рыть дальше, находить еще, открывать прошлое, создавать новые вещи, постоянно учиться и все такое.
— Ты сам себе противоречишь, — возразила Кальдера. — Открывая прошлое, невозможно находить то, чего никто раньше не видел. А вот искать… Да, поиск по-своему притягателен. — Она пристально посмотрела на него. — Только сальважиры не открывают прошлое: они роются в мусоре. И прошлое наверняка последнее, о чем они при этом думают. Вот в чем они постоянно ошибаются, здесь.
— Здесь?
— Здесь, на Манихики. — и она широко повела плечами, как бы обозначая этим движением остров за стенами дома.
— Почему ты здесь? — спросил Деро.
— Да, почему? На Манихики? — добавила Кальдера. — Твой поезд. Здесь ведь нет кротов.
Шэм махнул рукой.
— Все когда-нибудь приходят на Манихики. Кто за провизией, кто еще за чем.
— И то верно, — сказала Кальдера.
— Утиль, — сказал Деро. — Вы пришли сюда за утилем, так?
— Нет, — сказал Шэм. — За припасами. За всякой всячиной.
Кальдера и Деро повели его по дому. Тот оказался таким разбросанным и хаотичным, что Шэм про себя быстро окрестил его разбротичным. Сначала по лестнице вверх, потом на эскалаторе вниз, и снова: на эскалаторе вверх, по приставной лестнице вниз; а мимо мелькают разные странные штуки, вроде сараев под крышей.
— Ты хорошо сделал, что сообщил нам, — сказала Кальдера.
— Ага, — добавил Деро.
— Мне очень-очень жаль, что с вашими папой и мамой так вышло, — ответил Шэм.
— Спасибо, — сказала Кальдера.
— Спасибо, — серьезно добавил Деро.
— А нам жаль, что с твоими так, — сказала Кальдера.
— О. — Шэм растерялся. — Ну, это уже давно было.
— Тебе наверняка пришлось сильно постараться, чтобы попасть сюда, — сказала Кальдера. — И сказать нам.
— Мы все равно сюда шли, — ответил Шэм.
— Конечно. — Она остановилась у какой-то двери. Взялась за ручку. Посмотрела на брата, тот ответил ей взглядом. Друг в друге они как будто черпали силу. Она набрала побольше воздуха. Деро кивнул, она тоже кивнула и распахнула дверь в помещение, бывшее некогда спальней; теперь оно утратило две стены и выходило прямо в сад под низким небом. Дэйби, почуяв свежий воздух, зачирикала. Плесень, плющ, пятна сырости на стенах и свежий воздух точно стремились вытеснить из комнаты половое покрытие и мебель. Кальдера провела по мокрой пыли пальцем.
За письменным столом спиной к двери сидел мужчина. Он попеременно чиркал на бумаге то карандашом, то ручкой, то набрасывался на клавиатуру ординатора и начинал что-то выстукивать на ней. И все это с пугающей скоростью.
— Папа, — окликнула его Кальдера.
У Шэма глаза полезли на лоб.
Мужчина оглянулся и улыбнулся. Шэм остался у двери. Глаза мужчины были как будто не в фокусе. Его радость при виде детей граничила с отчаянием.
— Привет-привет, — сказал он. — Что это, у нас гость? Прошу, прошу, входите.
— Это Шэм, — сказала Кальдера.
— Он оказал нам услугу, — сказал Деро.
— Папа, — продолжала Кальдера. — У нас плохие новости.
Она подошла к нему ближе, и его рассеянное лицо дрогнуло. Шэм молча попятился, спиной вперед вышел из комнаты и беззвучно прикрыл за собой дверь. Хотел отойти подальше, но тут же услышал плач.